Неточные совпадения
А тут Катерина Ивановна,
руки ломая, по комнате ходит, да красные
пятна у ней на щеках выступают, — что в болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь, когда и ребятишки-то по три дня корки не видят!
Она до обеда не показывалась и все ходила взад и вперед по своей комнате, заложив
руки назад, изредка останавливаясь то перед окном, то перед зеркалом, и медленно проводила платком по шее, на которой ей все чудилось горячее
пятно.
— Это вы, Самгин? — окрикнул его человек, которого он только что обогнал. Его подхватил под
руку Тагильский, в сером пальто, в шляпе, сдвинутой на затылок, и нетрезвый; фарфоровое лицо его в красных
пятнах, глаза широко открыты и смотрят напряженно, точно боясь мигнуть.
В кухне на полу, пред большим тазом, сидел голый Диомидов, прижав левую
руку ко груди, поддерживая ее правой. С мокрых волос его текла вода, и казалось, что он тает, разлагается. Его очень белая кожа была выпачкана калом, покрыта синяками, изорвана ссадинами. Неверным жестом правой
руки он зачерпнул горсть воды, плеснул ее на лицо себе, на опухший глаз; вода потекла по груди, не смывая с нее темных
пятен.
В саду, на зеленой скамье, под яблоней, сидела Елизавета Спивак, упираясь
руками о скамью, неподвижная, как статуя; она смотрела прямо пред собою, глаза ее казались неестественно выпуклыми и гневными, а лицо, в мелких
пятнах света и тени, как будто горело и таяло.
Безбедова сотрясала дрожь, ноги его подгибались; хватаясь одной
рукой за стену, другой он натягивал на плечо почти совсем оторванный рукав измятого пиджака, рубаха тоже была разорвана, обнажая грудь, белая кожа ее вся в каких-то
пятнах.
Самгин взял лампу и, нахмурясь, отворил дверь, свет лампы упал на зеркало, и в нем он увидел почти незнакомое, уродливо длинное, серое лицо, с двумя темными
пятнами на месте глаз, открытый, беззвучно кричавший рот был третьим
пятном. Сидела Варвара, подняв
руки, держась за спинку стула, вскинув голову, и было видно, что подбородок ее трясется.
Клим подметил, что Туробоев пожал
руку Лютова очень небрежно, свою тотчас же сунул в карман и наклонился над столом, скатывая шарик из хлеба. Варавка быстро сдвинул посуду, развернул план и, стуча по его зеленым
пятнам черенком чайной ложки, заговорил о лесах, болотах, песках, а Клим встал и ушел, чувствуя, что в нем разгорается ненависть к этим людям.
Пара темно-бронзовых, монументально крупных лошадей важно катила солидное ландо: в нем — старуха в черном шелке, в черных кружевах на седовласой голове, с длинным, сухим лицом; голову она держала прямо, надменно, серенькие
пятна глаз смотрели в широкую синюю спину кучера,
рука в перчатке держала золотой лорнет. Рядом с нею благодушно улыбалась, кивая головою, толстая дама, против них два мальчика, тоже неподвижные и безличные, точно куклы.
Так неподвижно лег длинный человек в поддевке, очень похожий на Дьякона, — лег, и откуда-то из-под воротника поддевки обильно полилась кровь, рисуя сбоку головы его красное
пятно, — Самгин видел прозрачный парок над этим
пятном; к забору подползал, волоча ногу, другой человек, с зеленым шарфом на шее; маленькая женщина сидела на земле, стаскивая с ноги своей черный ботик, и вдруг, точно ее ударили по затылку, ткнулась головой в колени свои, развела
руками, свалилась набок.
Но его не услышали. Перебивая друг друга, они толкали его. Макаров, сняв фуражку, дважды больно ударил козырьком ее по колену Клима. Двуцветные, вихрастые волосы его вздыбились и придали горбоносому лицу не знакомое Климу, почти хищное выражение. Лида, дергая рукав шинели Клима, оскаливала зубы нехорошей усмешкой. У нее на щеках вспыхнули красные
пятна, уши стали ярко-красными,
руки дрожали. Клим еще никогда не видел ее такой злой.
Высвободив из-под плюшевого одеяла голую
руку, другой
рукой Нехаева снова закуталась до подбородка;
рука ее была влажно горячая и неприятно легкая; Клим вздрогнул, сжав ее. Но лицо, густо порозовевшее, оттененное распущенными волосами и освещенное улыбкой радости, вдруг показалось Климу незнакомо милым, а горящие глаза вызывали у него и гордость и грусть. За ширмой шелестело и плавало темное облако, скрывая оранжевое
пятно огня лампы, лицо девушки изменялось, вспыхивая и угасая.
Клим, не ответив, улыбнулся; его вдруг рассмешила нелепо изогнутая фигура тощего человека в желтой чесунче, с желтой шляпой в
руке, с растрепанными волосами пенькового цвета; красные
пятна на скулах его напоминали о щеках клоуна.
— Что это у вас на халате опять
пятно? — заботливо спросила она, взяв в
руки полу халата. — Кажется, масло? — Она понюхала
пятно. — Где это вы? Не с лампадки ли накапало?
— Ты
руки мой, смотри! — злобно сказал Обломов, указывая на
пятно.
— Хорошо, только жарко, у меня щеки и уши горят, посмотрите: я думаю, красные! У меня много крови; дотроньтесь пальцем до
руки, сейчас белое
пятно выступит и пропадет.
Всякий раз, когда я ей попадался на глаза, она притесняла меня; ее проповедям, ворчанью не было конца, она меня журила за все: за измятый воротничок, за
пятно на курточке, за то, что я не так подошел к
руке, заставляла подойти другой раз.
Я подбежал к лежавшему, нащупал лицо. Борода и усы бритые… Большой стройный человек. Ботинки, брюки, жилет, а белое
пятно оказалось крахмальной рубахой. Я взял его
руку — он шевельнул пальцами. Жив!
Подъезжая уже к самой мельнице, скитники заметили медленно расходившуюся толпу. У крыльца дома стояла взмыленная пара, а сам Ермилыч лежал на снегу, раскинув
руки. Снег был утоптан и покрыт кровяными
пятнами.
Солнце ярко светило, обливая смешавшийся кругом аналоя народ густыми золотыми
пятнами. Зеленые хоругви качались, высоко поднятые иконы горели на солнце своею позолотой, из кадила дьякона синеватою кудрявою струйкой поднимался быстро таявший в воздухе дымок, и слышно было, как, раскачиваясь в
руке, позванивало оно медными колечками.
Теперь он наблюдал колеблющееся световое
пятно, которое ходило по корпусу вместе с Михалкой, — это весело горел пук лучины в
руках Михалки. Вверху, под горбившеюся запыленною железною крышей едва обозначались длинные железные связи и скрепления, точно в воздухе висела железная паутина. На вороте, который опускал над изложницами блестевшие от частого употребления железные цепи, дремали доменные голуби, — в каждом корпусе были свои голуби, и рабочие их прикармливали.
Недавний хмель как
рукой сняло, но бежать с круга было бы несмываемым
пятном.
Кроме лиц, вошедших в дом Гловацкого вслед за Сафьяносом, теперь в зале был Розанов. Он был в довольно поношенном, но ловко сшитом форменном фраке, тщательно выбритый и причесанный, но очень странный. Смирно и потерянно, как семинарист в помещичьем доме, стоял он, скрестив на груди
руки, у одного окна залы, и по лицу его то там, то сям беспрестанно проступали
пятна.
Женни подошла к нему и с участием протянула свою
руку. Доктор неловко схватил и крепко пожал ее
руку, еще неловче поклонился ей перед самым носом, и красные
пятна еще сильнее забегали по его лицу.
У некоторых уже пошли по
рукам и лицам сине-зеленые
пятна, похожие на плесень, — признаки гниения.
С трудом вспоминал он, как для храбрости пил он на извозчике отвратительно пахнувший настоящими постельными клопами ром, как его мутило от этого пойла, как он вошел в большую залу, где огненными колесами вертелись огни люстр и канделябров на стенах, где фантастическими розовыми, синими, фиолетовыми
пятнами двигались женщины и ослепительно-пряным, победным блеском сверкала белизна шей, грудей и
рук.
Все девицы, кроме гордой Жени, высовываются из окон. Около треппелевского подъезда действительно стоит лихач. Его новенькая щегольская пролетка блестит свежим лаком, на концах оглобель горят желтым светом два крошечных электрических фонарика, высокая белая лошадь нетерпеливо мотает красивой головой с голым розовым
пятном на храпе, перебирает на месте ногами и прядет тонкими ушами; сам бородатый, толстый кучер сидит на козлах, как изваяние, вытянув прямо вдоль колен
руки.
И, уткнувшись лицом в опустившиеся на стол
руки, она беззвучно зарыдала. И опять никто не позволил себе задать ей какой-нибудь вопрос. Только Женька побледнела от злобы и так прикусила себе нижнюю губу, что на ней потом остался ряд белых
пятен.
Сколоченные на живую
руку подмостки едва освещались двумя-тремя дрянными лампами, и эта убогая любительская сцена, загроможденная кулисами и декорациями, терялась в окружавшем мраке громадного здания мутным
пятном.
Она протянула
руку к чашке, увидала, что пальцы ее покрыты
пятнами запекшейся крови, невольным движением опустила
руку на колени — юбка была влажная. Широко открыв глаза, подняв бровь, она искоса смотрела на свои пальцы, голова у нее кружилась и в сердце стучало...
Каждый раз, когда книги исчезали из ее
рук, перед нею вспыхивало желтым
пятном, точно огонь спички в темной комнате, лицо жандармского офицера, и она мысленно со злорадным чувством говорила ему...
Мать кивнула головой. Доктор ушел быстрыми, мелкими шагами. Егор закинул голову, закрыл глаза и замер, только пальцы его
рук тихо шевелились. От белых стен маленькой комнаты веяло сухим холодом, тусклой печалью. В большое окно смотрели кудрявые вершины лип, в темной, пыльной листве ярко блестели желтые
пятна — холодные прикосновения грядущей осени.
Хохол, высокий и сухой, покачиваясь на ногах, стоял среди комнаты и смотрел на Николая сверху вниз, сунув
руки в карманы, а Николай крепко сидел на стуле, окруженный облаками дыма, и на его сером лице выступили красные
пятна.
— Ну? Скорее… — Я грубо стиснул ей
руку, и красные
пятна (завтра — синяки) у ней на запястье, там — где пухлая детская складочка.
Там — по зеленой пустыне — коричневой тенью летало какое-то быстрое
пятно. В
руках у меня бинокль, механически поднес его к глазам: по грудь в траве, взвеяв хвостом, скакал табун коричневых лошадей, а на спинах у них — те, караковые, белые, вороные…
За темно-красными плотными занавесками большим теплым
пятном просвечивал свет лампы. «Милая, неужели ты не чувствуешь, как мне грустно, как я страдаю, как я люблю тебя!» прошептал Ромашов, делая плачущее лицо и крепко прижимая обе
руки к груди.
Все это, освещенное довольно уж низко спустившимся солнцем, которое то прорезывалось местами в аллее и обозначалось светлыми на дороге
пятнами, то придавало всему какой-то фантастический вид, освещая с одной стороны безглавую Венеру и бездланную Минерву, — все это, говорю я, вместе с миниатюрной Настенькой, в ее черном платье, с ее разбившимися волосами, вместе с усевшимся на ступеньки беседки капитаном с коротенькой трубкой в
руках, у которого на вычищенных пуговицах вицмундира тоже играло солнце, — все это, кажется, понравилось Калиновичу, и он проговорил...
У Палагеи Евграфовны были красные, наплаканные
пятна под глазами; даже Терка с каким-то чувством поймал и поцеловал
руку Калиновича, а разрумянившаяся от водки приказничиха поцеловалась с ним три раза. Все вышли потом проводить на крыльцо.
Про героя моего я по крайней мере могу сказать, что он искренно и глубоко страдал: как бы совершив преступление, шел он от князя по Невскому проспекту, где тут же встречалось ему столько спокойных и веселых господ, из которых уж, конечно, многие имели на своей совести в тысячу раз грязнейшие
пятна. Дома Калинович застал Белавина, который сидел с Настенькой. Она была в слезах и держала в
руках письмо. Не обратив на это внимания, он молча пожал у приятеля
руку и сел.
Вечером тоже он ложился с ногами на диван в гостиной, спал, облокотившись на
руку, или врал с серьезнейшим лицом страшную бессмыслицу, иногда и не совсем приличную, от которой Мими злилась и краснела
пятнами, а мы помирали со смеху; но никогда ни с кем из нашего семейства, кроме с папа и изредка со мною, он не удостаивал говорить серьезно.
Лавочник был очень неприятный парень — толстогубый, потный, с белым дряблым лицом, в золотушных шрамах и
пятнах, с белыми глазами и коротенькими, неловкими пальцами на пухлых
руках.
Над столом висит лампа, за углом печи — другая. Они дают мало света, в углах мастерской сошлись густые тени, откуда смотрят недописанные, обезглавленные фигуры. В плоских серых
пятнах, на месте
рук и голов, чудится жуткое, — больше, чем всегда, кажется, что тела святых таинственно исчезли из раскрашенных одежд, из этого подвала. Стеклянные шары подняты к самому потолку, висят там на крючках, в облачке дыма, и синевато поблескивают.
Я не знаю, что такое статуй, и не могу не чесать
рук, — обе они до локтей покрыты красными
пятнами и язвами, их нестерпимо разъедает чесоточный клещ.
При огромном мужском росте у него было сложение здоровое, но чисто женское: в плечах он узок, в тазу непомерно широк; ляжки как лошадиные окорока, колени мясистые и круглые;
руки сухие и жилистые; шея длинная, но не с кадыком, как у большинства рослых людей, а лошадиная — с зарезом; голова с гривой вразмет на все стороны; лицом смугл, с длинным, будто армянским носом и с непомерною верхнею губой, которая тяжело садилась на нижнюю; глаза у Термосесова коричневого цвета, с резкими черными
пятнами в зрачке; взгляд его пристален и смышлен.
Он прошел мимо трупа, лежавшего на спине, и только одним глазом видел какое-то странное положение восковой
руки и темно-красное
пятно на голове и не стал рассматривать.
Людмила щипнула Сашину щеку. Саша улыбнулся. Щека покраснела
пятном. Это было красиво. Людмила щипнула и за другую щеку. Саша не сопротивлялся. Он только взял ее
руку, поцеловал и сказал...
Верига отошел. Толпа ворвалась в столовую, потом в кухню, — искали гейшу, но уже не нашли. Бенгальский бегом пронес гейшу через столовую в кухню. Она спокойно лежала на его
руках и молчала. Бенгальскому казалось, что он слышит сильный перебой гейшина сердца. На ее голых
руках, крепко сжавшихся, он заметил несколько царапинок и около локтя синевато-желтое
пятно от ушиба. Взволнованным голосом Бенгальский сказал толпившейся на кухне челяди...
Прошли в сад, там, в беседке, попадья, закрыв лицо газетой, громко читала о чём-то; прислонясь к ней, сидела Горюшина, а поп, измятый и опухший, полулежал в плетёном кресле, закинув
руки за голову; все были пёстрые от мелких солнечных
пятен, лежавших на их одежде.
Ярким
пятном выделялось нахмуренное лицо Максима; приглаживая волосы, он поднимал
руки так, точно не торопясь и осторожно лез куда-то вверх по невидимой лестнице, его синий глубокий взгляд порою останавливался на фигуре Горюшиной и — увлажнялся, темнел, ноздри вздрагивали, а Кожемякин, видя это, неприязненно думал...
Лицо старика, огромное и багровое, странно изменилось, щёки оплыли, точно тесто, зрачки слились с белками в мутные, серо-зелёные
пятна, борода тряслась, и красные
руки мяли картуз. Вот он двинул ногой в сторону Палаги и рыкнул...